Ко мне обращается мужчина, у которого пару недель назад резко заболела шея, невозможно повернуть голову, все эти дни он был на таблетках, но лучше не становилось. Поэтому решил попробовать исследовать психологическую причину симптома. Когда-то Егор (так зовут мужчину) уже обращался ко мне с аллергией и никотиновой зависимостью. И с тем, и с другим ему удалось полностью справиться, поэтому это был знакомый интерес.
Осенью, на всемирном конгрессе психотерапевтов и психологов, я делала небольшой доклад, в котором говорила, что существуют десятки теорий того, как психическое переходит в физическое. Мы их принимаем во внимание, многие видим в процессах людей. Но есть одна теория, которую я наблюдаю каждый день за каждым симптомом. Речь о теории внутреннего конфликта.
Внутренний конфликт - это основа того внутреннего неблагополучия, в ответ на которое появляется симптом. Зачем?
Симптом проявляет этот конфликт, делает его очевидным. Через симптом мы выходим на вытесненные страдания человека и не решенные когда-то внутренние конфликты. Теперь они смещены на симптом, и мы это видим. Симптом буквально заставляет задуматься о вытесненном прошлом. А еще помимо проявления конфликта симптом как бы предлагает человеку ассоциативное символическое решение, которое, как и любая другая автоматическая психологическая защита и адаптация дисфункционально по своей сути. Сформулировать конфликт и то, как его символично решает симптом, уже само по себе целительно. Человек прозревает, у него уходит беспомощность, и он знает, что нужно делать, чтобы это не делал симптом.
Человек решает свой конфликт - уходят хронические страдания - симптом больше не нужен – тело восстанавливается.
Чтобы решить конфликт, его надо найти. Этим мы с Егором и занялись. Мы работали методом эмоционально-образной терапии. Это удивительный инструмент, поклонницей которого я являюсь уже много лет. В нем мы имеем философию, позволяющую решать глубинные внутренние конфликты, а также мощный инструмент для обнаружения этих конфликтов. Я говорю про образы.
Когда работаешь с симптомом, образ лучше сделать как можно более соматическим. Больше всего информации о вытесненном конфликте даст образ самого симптома: как выглядят твои пятна, представь свою миома, на что похожа твоя боль, представь образ антител и те клетки, которые они атакуют и так далее. И здесь важно понимать, что образ симптома – это НЕ симптом. Даже если он кажется деструктивным, пугающим, даже если это образ опухоли, образ — это не проблема - это информация о проблеме. Как я тоже говорила на конгрессе, образ — это психологическая история болезни, от нее не надо избавляться - ее надо изучить и сделать выводы о необходимых внутренних изменениях.
Аналитическая часть
Я попросила Егора представить в виде спонтанного образа его боль, на что она больше всего похожа. Егор рассказал, что ему представился образ ежика, который колется в районе шеи, создавая прострелы.
- Интересно и очень точно, - сказала я, - а зачем он это делает? Спроси у него в воображении.
- Он хочет, чтобы я перестал нервничать из-за работы, - ухмыльнулся мужчина, - я не должен отворачиваться от монитора, и не должен переживать, что с головой ухожу в работу. Это нужно делать.
- Ух ты! Ты понимаешь про что это?
- Да, - снова ухмыльнулся Егор, - у меня сейчас сложный проект один. И я целыми днями сижу у монитора. Я даже в туалет запрещаю себе сходить иногда и чаю налить.
- У тебя какая-то ответственность большая? Что-то может произойти, если ты отвернешься от компьютера? Как у диспетчера в авиакомпании?
- Да в том то и дело, что нет. Дело не в том, что мне нельзя оторваться, а в том, что я себе это не позволяю. Сейчас хорошо это понял. Но не понял почему.
- А что произойдет, если ежа не будет, и ты оторвешься от монитора? Я поняла, что никто не пострадает. Но что страшного может случиться? Поищи этот ответ внутри.
- Я чувствую себя каким-то неправильным, не соответствующим тому, что от меня ждут, - сказал Егор.
- То есть симптом пытается сделать тебя правильным для кого-то. – Сказала я. - А как ты сейчас себя чувствуешь, когда не работаешь и тратишь время на общение со мной?
- Сейчас другое, - улыбнулся Егор, - сейчас я болею и лечу себя, с симптомом мне можно отдыхать и отвлекаться, но только с ним.
- Опасная установка, - улыбнулась уже я. – Давай попробуем с этим что-то сделать…
Смотрите, как через образ симптома для нас раскрываются его причины и смыслы.
Егор рассказал, как в детстве страдал от того, что родители много работали, как испытывал реально жесткий дефицит внимания, как не мог выпросить у папы возможность поиграть с ним. Отец говорил неизменное: «Взрослым не до игры, мне нельзя отвлекаться, у вас не будет денег». Это «нельзя отвлекаться» буквально вросло в Егора, он теперь тоже не может отвлечься ни на ребенка, ни на туалет, ни на чашку чая. Мы называем это интроект того, кто был источником травмы, он хорошо описан в книге Фредерика Перлза «Практикум по гештальт-терапии».
Важно понимать, что дело не в том, что у нас нет пары минут на отдых, отвлечение, игру с ребенком, туалет и пр. На все это найти время совсем не проблема. Речь идет об эмоциональном напряжении, из которого невозможно выйти. И человек пытается скинуть с себя это напряжение беспросветной работой: «Только в работе я могу заслужить признание, и меня полюбят» (например). Но, естественно, он не может скинуть это напряжение, это иллюзорный путь в никуда, потому что истинное решение сводится к принятию себя не извне, а изнутри.
В детстве Егор чувствовал себя отверженным ребенком. Чтобы как-то компенсировать свою травму, он стал поддерживать в себе то, что ценили родители, воспроизводил их модели жизни, старался заслужить то, чего был лишен – внимания, принятия, оцененности.
Очень большая ставка была сделана именно на работу, потому что он запомнил родителей как «вечно занятых» и повторял их ценности, не задумываясь, что в основе их занятости была та же травма отверженности и ненужности ребенка. И смотрите, что символически «предложил симптом»: боль не давала Егору отвернуться от монитора рабочего компьютера. «Нельзя отвлекаться на игру и отдых, учить, трудить, не создавай нам проблем», - как бы вторил симптом установкам родителей.
Трансформационная часть
Проговорив все это, мы стали искать решение. Егору нужно было взять решение в свои руки – удовлетворить свою детскую потребность в оцененности и принятии без помощи симптома и насилия над собой. Я предложила Егору погладить ежика (то есть принять эту часть себя) и сказать ему:
- Я знаю, что ты моя часть, ты очень хороший, я ни за что не отвернусь от твоих потребностей. Ты – это я, я обращу на тебя внимание с удовольствием, поиграю с тобой просто так. И тебе для этого ничего не надо делать.
Эти фразы дались Егору не с первого раза, игры не входили в набор его ценностей, на них точно нельзя было тратить время. Мы поговорили о том, что такое игры, как они важны для ребёнка, что он развивается и реализуется через игры так же, как взрослый через своё дело и работу. И в какой-то момент ежик неожиданно трансформировался в рыбку.
- Интересно, - сказала я, - что чувствует эта рыбка?
- Она очень маленькая и беззащитная, её оставили одну, никого рядом нет, сложно выжить.
То есть бессознательное Егора показало нам более глубокую проблему в основе его симптома, отразив более ранний период, опыт оставленности и незащищенности.
- Это твоя рыбка? – Спросила я.
Егор кивнул.
- Похоже, ты пережил опыт оставленности и незащищенности, когда был совсем маленьким.
- Да, я часто такое переживал, - согласился он.
- Предложи рыбке свою защиту и заботу, скажи, что никогда ее не бросишь и не оставишь, что она очень ценная для тебя.
Егор снова кивнул и углубился внутрь себя. Через какое-то время он сказал:
- Она стала золотой рыбкой.
- Интересно, - улыбнулась я, - с чем у тебя ассоциируется золотая рыбка?
Егор ухмыльнулся.
От нее вечно все чего-то хотят, и она живет в аквариуме, - ответил он.
- Похоже, проявились твои стратегии адаптации к тому детскому опыту, - сказала я. - А аквариум это про что может быть?
- Про ограничения, - однозначно ответил Егор. – И только в рамках этого аквариума рыбка может выжить.
Он задумался на какое-то время и потом добавил:
- Да, я себя серьезно запечатал. Сейчас начинаю понимать.
- Маленькому мальчику очевидно казалось, что только так он может выжить? – Предположила я. – А что в реальности? Чем ты отличаешься от этой рыбки сейчас? Наши действия становятся ограничениями, только когда они исходят от чужой воли. У тебя уже есть своя воля! И если действия исходят из неё, никаких ограничений нет, это только обогащает и радует, независимо от того, сколько ты работаешь. Твоя детская часть продолжала работать, потому что надо, так ей говорили, но она не хотела, стремясь к игре. Может, отпустишь ее на свободу? Снимешь ограничения? А работать будешь столько, сколько считает нужным и хочет внутренний взрослый. Если готов такой эксперимент, скажи рыбке: «Я не буду тебя ограничивать, вместо этого разрешаю тебе проявляться, играть, делать только то, что ты хочешь, я буду тебя в этом поддерживать».
Через минуту Егор сказал:
- Это все-таки интересно работает. Рыбка стала маленьким мальчиком. Веселым. Он буквально растворился у меня внутри. И боль ушла!!
Егор покрутил головой. Боли, о которой мы говорили, не было.
Я всегда удивляюсь, когда боль или другой симптом уходит на моих глазах прямо на консультации. Это бывает далеко не всегда, но бывает, я уже такое описывала. Этот опыт ценен тем, что отражает наше влияние на свое состояние и у человека уходит бессилие перед симптомом. Теперь он знает, что он причина, и что требует его внимания. Это облегчает состояние. И чем яснее понимание, тем значительнее облегчение. Здесь боль ушла на время, она еще возвращалась несколько раз, но не так интенсивно. Так, как правило, и бывает. Обезболивающие уже не требовались. И Егор отметил, как он воздействует на боль - она уходила, когда он отказывался от «не своих задач», как он написал.
Тоже важный опыт. Окончательно боль ушла через пару недель.
Симптом Егора наглядно отразил то самоограничение, которое Егор наложил на себя, скопировав эту модель у папы. Ему нужно было понравиться родителям, чтобы они его приняли и наконец оценили. Когда он отказался от этих ожиданий и взял задачу принятия себя себе, подтвердив это отказом от насилия себя в работе, симптом стал не нужен, боль отступила.
К слову:
За болью в шее я часто вижу именно то, что отразил случай Егора - невозможность повернуть голову. Именно это отражается симптом. И именно это зашито в его причине. И если вы посмотрите на невозможность отвернуться в переносном смысле, вы поймете, почему шею называют зоной долга. Главное слово внутреннего конфликта за болью в шее – самоограничение. Надо в нем разобраться и снять это ограничение с себя.
Так в процессе исцеления мы вырастаем. Чтобы решить конфликт, нам нужно вырасти, активировать взрослый ресурс. И мы развиваемся: От ребенка к взрослому. От животного к Человеку. От создания к Создателю.
Ограничение всегда идет из структуры внутреннего ребенка. Взрослый себя не ограничивает - он делает выбор.
Мария Ракитина, клинический психолог, преподаватель Базового курса ЭОТ, курсов "Работа с образом Внутреннего Ребенка и Внутреннего Родителя методами ЭОТ", "Эмоционально-образная терапия в работе с психосоматическими проблемами", действительный член ОППЛ